Ну вот, с корабельными делами покончено, жизнь снова течет своим обычным чередом. На следующий день после полета к созвездию Лебедя мы снова побывали на космодроме, где механики смонтировали на нашем корабле лазеры.
Посовещавшись, мы взяли с Юрия Александровича обещание, что он будет молчать о том, что у нас есть корабль. Мы сказали, что не хотим шумихи. На самом деле мы опасались того, что о корабле узнают родители.
Аркаша вот уже третий день торчит в лаборатории, какие-то идеи ему опять
не дают покоя. Целыми днями сидит и ковыряется со своими порошками, семенами и чем-то там еще... Это летом-то, в каникулы! Нам с Пашкой было жалко Аркашу, но мы уже давно махнули на него рукой: пока сам не захочет, никакими силами его оттуда не вытащишь.
Алиса тоже все время где-то пропадала. То в Космозоо, у отца, то в бесконечных поездках по его же поручениям, то вообще непонятно где...
Изредка она забегала на биостанцию. В шутку жаловалась нам на жизнь, что-то брала и снова исчезала в неизвестном направлении. Позже она под большим секретом призналась мне, что получила солидный нагоняй от отца за уклонение от дел в Космозоо.
Улетая на конференцию, он сказал, что не понимает, как Алиса собирается стать космобиологом, если к космобиологии у нее не осталось совсем никакого интереса. Алиса молча выслушала все упреки в свой адрес, и теперь наверстывает упущенное, ворочая за двоих. Не могла же она сказать отцу, что в связи с постройкой корабля у нее не оставалось времени ни на что другое!
А мы с Пашкой вовсю наслаждались безделием, на этот раз не горя желанием придумать себе какое-нибудь дело. Что бы вы ни говорили, а постройка корабля - довольно утомительное занятие. Особенно, если не располагаешь целой бригадой рабочих и подручных. И роботы здесь в счет не идут. За ними глаз да глаз нужен. Того и гляди, напортачат где-нибудь. Вот взять хотя бы случай, когда они умудрились приварить тяговый ионнный двигатель прямо под штурманской рубкой... Ну какое, спрашивается, короткое замыкание надоумило их это сделать?!
Пашка оказался мастером не только по части придумывания новых дел, но и по части развлечений. Чего мы только не делали! И купаться на Черное море летали, и в Луна-парке катались на головокружительных аттракционах, и просто на флаере показывали высший пилотаж... Но добил меня скайсерфинг. Пашка где-то раздобыл две очень современных, а потому страшно редких антигравитационных доски и, прибегнув чуть ли не к шантажу, уговорил меня покататься. Как я потом жалел, что согласился! Сколько раз я говорил себе: прежде чем использовать эти будущие штучки, разберись с их управлением! Так ведь нет, решил перед Пашкой повыделываться... Встал на доску, и случайно нажал какую-то пластину. Через полчаса, давясь от смеха, Пашка вернул меня, полумертвого от страха, откуда-то из-за облаков. Просто вспомнить стыдно!
Через несколько дней, когда история со скайсерфингом перестала вызывать у Пашки истерический хохот, мы с ним слетали на футбольный матч на Луну.
Никогда бы не подумал, что собственными глазами буду смотреть на то, о чем столько читал у Булычева! Наверное, именно поэтому мне так понравился этот полукосмический футбол. Зрелище было незабываемым! Мы с Пашкой самозабвенно болели за сборную Земли, мучительно переживая при неудачах, и взрываясь истошным ревом, когда она забивала голы. Я сам себе удивлялся. Ведь раньше я совершенно не мог терпеть футбол!
Все утро сегодняшнего дня мы провели в поисках дальнейших увеселительных мероприятий. С помощью компьютера Пашка связался с Центральным Информаторием и довольно долго шарил там. Потом принес кипу листков с различными вариантами досуга. Вместе мы стали изучать их, сразу выбраковывая неподходящие.
Из большой комнаты донеслась трель видеофона.
- Я сейчас, - сказал я Пашке и пошел туда, по пути гадая, кто это может быть.
На экране появилась Алиса. Это было неожиданно.
- Привет, Сашка, - просто сказала она.
- Нет, вы только посмотрите, кто нам звонит! - удивился я. - Пашка! Иди сюда!
- Ба! Алиска! - сказал Пашка, войдя в комнату. - Какими судьбами?
- Да вот, вырвалась на пару дней, - улыбнулась Алиса. - Отец с конференции вернулся и часть забот перевалил с моих плеч на свои.
- Полетишь с нами на дельфинах кататься? - спросил я. - Мы тут как раз собираемся.
- Нет, наверное. Летите без меня.
- У-у, - разочарованно протянул Пашка. - Что ж так плохо?
- Я на стадион собиралась, - сказала Алиса. - Надо поддерживать форму. Пока мы с кораблем занимались, я совсем раскисла. А меня от класса выбрали в школьную легкоатлетическую команду... Через месяц соревнования.
- Да ладно тебе, брось! - отмахнулся Пашка. - Днем больше, днем меньше... Успеешь!
- Нет, Пашка, не ладно. Это и мне тоже нужно.
- И долго ты собираешься тренироваться? - поинтересовался я.
- Пока еще не знаю... Сегодня часа три, завтра примерно столько же. Заранее нельзя сказать. У меня комплексная программа.
- Можно мы хоть посмотреть придем на твои успехи? - спросил Пашка.
Я чуть было не сказал: "А дельфины?", но вовремя спохватился. Посмотреть, как будет тренироваться Алиса, куда интереснее дельфинов. Ох, знал бы я, во что мне выльется этот интерес!
- Да пожалуйста, приходите, - пожала плечами Алиса. - Только заранее предупреждаю, смотреть будет не на что. Я же не в форме.
- Не в этом дело, - с напускной серъезностью сказал я. - Нам важен сам процесс.
Слово "процесс" я произнес с особым акцентом, заменив "е" на "э". Это чтобы выделить его. Для пущей важности.
- Тогда милости просим.
- Когда приходить? - спросил Пашка.
- Ну... Скажем, в четыре часа. Приходите на стадион, что недалеко от моего дома. Пашка знает.
Я отключил видеофон. Пашка хитро улыбался.
- Ты чего? - спросил я.
- Это она тебе лапшу на уши вешала, - сказал он и добавил, передразнивая Алису: - Я не в форме! Я не в форме... Вот увидишь, в какой она форме.
Я даже рассердился немного. Алиса вешала лапшу на уши... Мне?! Я постарался придать голосу вкрадчивую мягкость и спросил:
- И в какой же?
- Все, больше ничего не скажу! - Пашка даже зажал себе руками рот. - Сам увидишь.
Так мне и не удалось добиться от него ни единого слова. Пашка обладал удивительным свойством: слова или лились из него сплошным потоком, или их не было вообще. Среднего не дано.
Около часу дня мы сели обедать. Пашке все хотелось каких-то изысков. Он даже принес справочник и несколько минут копался в нем, выискивая что-нибудь эдакое. Найдя нужное, он набрал код и получил пакет с концентратом, который принялся "доводить до ума", поставив на плиту и колдуя на ним. В результате концентрат превратился в нечто, не поддающееся никакому описанию разумными словами. Это был клубок какой-то мерзкой, склизкой дряни! И благоухал он отнюдь не ароматом роз. Пашка удовлетворенно хмыкнул, переложил клубок в тарелку и принялся уписывать его за обе щеки. Потом предложил попробовать и мне.
Меня едва не стошнило. Чтобы не испытывать судьбу, я ушел из кухни и подождал, пока он не окончит трапезу. Затем сподобился на лапшу с курицей.
Пашка надо мной смеялся и говорил, что я глупый, раз отказываюсь есть такую вкуснятину. На это я ему возразил, что, если эта дрянь такая вкусная, почему она не выглядит, и главное, не пахнет соответствующе?
Аргумент был хороший. Пашка туманно сослался на недосмотр составителей рецепта и продолжил свои уговоры попробовать меня рискнуть. Я сказал, что риск, конечно, дело хорошее, и даже благородное, но я уже поел. Пашка сказал, что подсунет мне ее в другой раз. Хочу я этого или нет. Я только вздохнул, пытаясь примириться с неизбежным.
После обеда почему-то потянуло в сон, и я прилег.
Минут пятнадцать полежу, - сказал я себе, - И пойду дочитывать "Историю двадцать первого века", раз уж не предвидится новых развлечений.
Эту книгу я взял на время у Аркаши. В ней подробно рассказывалось о событиях, произошедших с начала двадцать первого века. Читая ее, я проживал десятилетия в считанные часы...
Открытия в области физики, сделавшие возможными межзвездные полеты, сменялись открытиями в генной инженерии и биологии, которые дали возможность не только лечить, но и предупреждать многие болезни задолго до их проявления.
Очень пристальное внимание было обращено на экологию. Запускались глобальные экологические программы, приносившие природе реальную, видимую воочию пользу. Совершенствовались технологии производства и переработки, уменьшавшие количество мусора и отходов. Развивались средства коммуникации, появлялись первые разумные машины, транспорт чуть не ли не в считанные годы изменял свой облик... Далеко вперед шагнула энергетика. Один только отказ от топлива принес неоценимую пользу всему живому на Земле...
Уже к 2040 году к услугам людей были первые, пока еще очень несовершенные флаеры. С улыбкой я рассматривал стереофото одного из них. От современных он отличался примерно так же, как и первый автомобиль от автомобилей конца двадцатого века.
С шестидесятых годов телепортация стала столь же привычна для москвичей, как и прочие виды транспорта. Появилась возможность в считанные мгновения добраться практически до любого населенного пункта мира. Континенты стали близки друг к другу, словно соседние дома на тихой деревенской улочке...
В 2067 году был открыт принцип путешествий во времени. Годом спустя построена первая действующая установка. Выходило, что своим кустарным аппаратом я опередил время более чем на семьдесят лет!
Но прогресс наблюдался не только в области науки и техники. Медленные, не заметные на первый взгляд процессы происходили и в социальной сфере.
Понемногу исчезала агрессивность, отчужденность людей друг от друга, желание "перетянуть одеяло на свою сторону". Локальные конфликты вспыхивали и больше не возобновлялись... Понемногу люди становились добрее и терпимее друг к другу.
Самый большой прорыв произошел после того, как дальние космические экспедиции вступили в контакт с внеземными цивилизациями. Эти цивилизации, как на подбор, оказались высокоразвитыми, и по уровню развития не уступали, а во многом и превосходили Землю. Там уже забыли, что такое войны. Более трех десятков цивилизаций образовывали Галактическое Содружество, куда, после некоторых проволочек, была принята и Земля.
В мире наступил невероятный подъем. Мы не одиноки во Вселенной! Эта мысль заставила всех людей планеты почувствовать себя одной большой семьей, почувствовать единство всего живого во Вселенной, ценность самой жизни...
В свете этого не так уж трудно понять, почему преступность пошла на убыль просто небывалыми темпами. Огромный внешний мир, его сложность и бесконечность отвлекали от проблем частных и материальных.
Этому способствовало повсеместное повышение уровня жизни. Многие товары и услуги становились практически бесплатными. Нудную и тяжелую работу взяли на себя роботы. Деньги, едва ли не основной мотив для преступлений на протяжении тысячелетий, утрачивали свое доминирующее значение до тех пор, пока не исчезли совсем. Они стали попросту не нужны.
Но книга не умалчивала и о другой стороне медали. Помимо повсеместного прогресса, всеобщего довольства и наслаждения жизнью, были в истории двадцать первого века и трагические моменты...
Из космической экспедиции не вернулся звездолет "Альтаир", посланный в 2042 году к Альфе Центуриона... До сих пор никому неизвестно, что с ним произошло. 2027 год... При посадке на Юпитер произошла авария, унесшая жизни пятерых космонавтов. 2056 год... По неизвестным причинам рухнула крыша крытого стадиона в Токио... Две тысячи жертв. 2067 год... Из-за технической неисправности погиб Сергей Капустин, второй путешественник во времени. 2018 год... Цунами у берегов Норвегии. Погибло триста тридцать человек...
Нелепые и трагические случайности происходили и на Земле, и за ее пределами. Это была своего рода плата за всегдашнюю неслыханную самонадеянность человечества.
Задумавшись, я, вероятно, уснул. Мне снилось, что на своей машине времени я прибыл в 2042 год с намерением предупредить экипаж "Альтаира" о том, что они не вернутся из экспедиции... Чего я этим добился, я не успел увидеть.
Меня разбудил Пашка.
Я и так был недоволен тем, что не удалось досмотреть такой увлекательный сон, а тут еще и он начал выказывать свое недовольство.
- Даже на секунду нельзя одного оставить, - проворчал он. - Не успеешь оглянуться - он уже спит!
- И правильно делаю, - сказал я, зевая. - Я во сколько вчера лег?
- Ну, в час... - неуверенно сказал Пашка.
- А встал во сколько? Нет, переформулирую вопрос! Во сколько ты меня поднял?
- В восемь утра! - не без гордости ответил он.
- Точно! - подтвердил я. - А это значит, что проспал я менее семи часов!
Но Пашка никак не хотел понимать меня.
- Да за семь часов можно на неделю вперед выспаться! - на его лице было написано искреннее недоумение.
- Постой, постой! Это кому можно? Тебе? Мне вот необходимо не менее восьми часов сна в сутки, чтобы выспаться. И никак не меньше!
Пашка сочувственно смотрел на меня. Было видно, что отныне в его глазах я приобрел статус сони.
- Ну, не знаю... - сказал он, не желая продолжать препираться. - Это, конечно, кому как...
- Вот и то-то, - наставительно сказал я. - Помни об этом.
Получилось так, что последнее слово осталось за мной. Пашка, естественно, не мог допустить этого, и уже обдумывал очередную язвительную реплику, но я дружески похлопал его по плечу:
- Да ладно тебе! Шучу.
Пашка только улыбнулся в ответ. Он-то на полном серъезе разговаривал со мной.
Я поискал взглядом часы. Не опоздать бы к началу Алисиных тренировок.
Часов в комнате не было. Куда они могли деться? Перед тем как я уснул, на столе стояли. Между шкатулкой и вазой. Пашка их утащил, что ли?
- Ты куда часы дел? - спросил я.
- К себе в комнату унес, - ответил он. - А что?
- Сколько сейчас времени? Мы не опоздаем?
- Половина четвертого. Я тебя поэтому и разбудил. Чтобы не опоздать. Лег я примерно в половине второго. Что же это получается... Выходит, я спал больше двух часов?! А я-то думал, что Пашка и пятнадцати минут не дал мне вздремнуть!
Я посмотрел на Пашку и улыбнулся. Уж очень он своеобразный человек. Все бы ему ворчать, придуриваться, вводить всех в заблуждение... Но и о людях с их слабостями он не забывает. Я был благодарен ему за это.
Заперев квартиру, мы вышли на улицу. Чтобы добраться до Алисиного дома, пришлось воспользоваться кабиной телепортации. Пашкин флаер пока еще был в ремонте, а лететь на каком-нибудь другом он отказался. Сказал, что не желает предавать своего "старичка".
Алисин дом я увидел впервые. До этого все как-то не находилось повода, чтобы заглянуть сюда. Дела никогда не приводили меня в этот район, а Алиса не звала в гости по вполне понятной причине: не хотела, чтобы меня видели родители. Хотя мне не раз хотелось побывать у нее. Было бы интересно посмотреть, как она живет.
Двор ее дома очень понравился мне своей чистотой, простором и каким-то особым уютом. Возле дома, почти под самыми окнами, были газоны. Посреди них веселой стайкой толпились совсем юные стройные березки, окруженные хороводом кустов, которые через одного были пострижены в виде пирамид. Те, что росли между каждой парой пирамид, отдаленно напоминали скульптуры.
Только призвав на помощь всю свою фантазию, в некоторых из них можно было узнать героев известных сказок и легенд. Общими усилиями мы с Пашкой с уверенностью смогли опознать лишь деда Мороза и Геракла.
По периметру газонов цветными полосами росли красные, желтые, и белые цветы.
Как нам потом рассказала Алиса, за газонами ухаживали домработники жильцов дома. Это у них было такое хобби. Домработник Селезневых, Поля, каждое воскресное утро готовил завтрак на час раньше обычного, чтобы к десяти утра успеть на подстрижку кустов.
Он надевал специально предназначенный для таких случаев черный фартук, брал большие садовые ножницы, и спешил во двор. Руководить. Среди прочих роботов Поля славился как большой заводила и выдумщик. Он был очень интеллигентным и начитанным роботом. И все жильцы дома знали, какую книгу Поля прочел перед очередной подстрижкой кустов-статуй, потому что любимых героев он увековечивал в их форме. До следующего воскресенья, естественно.
Кроме великолепных газонов во дворе была детская площадка, о которой мы, дети двадцатого века, могли лишь мечтать, универсальная спортплощадка, снабженная всем неоходимым для игры в разные спортивные игры, красивый бассейн в виде небольшого прудика, в котором плескались дети, и два или три фонтана с мраморными дельфинами...
Казалось, что сам воздух здесь пронизан спокойствием и умиротворенностью.
Не считая звонких детских голосов и музыки, которая лилась из чьих-то раскрытых окон, здесь было тихо.
Эта тишина первое время производила на меня очень сильное впечатление. Она была непривычной, а потому слишком резкой для слуха, привыкшего к постоянному шуму движения на улицах.
Этот шум в мое время можно было услышать в любом, даже самом тихом московском переулке. Далекие звуки сливались в едва различимый, очень низкий гул, который незримо витал в воздухе...
Я даже немного завидовал Алисе, что она провела свое детство в этом райском уголке. Если бы двор моего дома был хотя бы отдаленно похож на этот! Может, в нем и дети росли бы другими...
Стадион, о котором говорила Алиса, находился за небольшим сквериком, который начинался прямо от ее дома. Мы прошли по тенистым аллеям сквера, свернули на тропинку, терявшуюся среди кустов, и вышли к калитке в ограде стадиона. Наверное, она была устроена для тех, кому было лень ходить через центральный вход.
За прошедшие девяносто лет облик стадионов изменился совсем немного. Если не учитывать изменение внешнего вида построек, связанное с переходом к более совершенным строительным материалам, можно было отметить разве что появление непонятных спортивных снарядов, да площадок, предназначавшихся для неизвестных мне игр.
На стадионе было практически безлюдно. Пашка сказал, что это из-за жары.
Вот к вечеру здесь будет гораздо оживленнее, потому что взрослые любители спорта вернутся с работы, а более юные - с купания в естественных и искусственных водоемах.
Это не означало, что вся молодежь поголовно проводит жаркие часы в воде, просто у Пашки было такое представление. Он почему-то полагал, что те, кто ничем полезным не занят, должны отдыхать.
Когда я ему сказал, что от отдыха можно устать больше, чем от любой, даже самой тяжелой работы, Пашка заявил, что это глупые домыслы. Наверное, за всю свою жизнь он не отдыхал больше двух недель.
Алису мы заметили в дальнем конце стадиона. Немного сойдя с беговой дорожки, она разминалась перед предстоящей тренировкой. Одета Алиса тоже была весьма спортивно: легкое летнее платье заменили футболка и шорты, плетеные босоножки уступили место удобной спортивной обуви. Я не знал, как она называется.
- Издеваться надо мной пришли? - с улыбкой спросила Алиса, увидев нас.
- Не только издеваться, - сказал Пашка. - Мы еще будем над тобой глумиться, показывать пальцем, и хохотать до упаду!
- С такими зрителями как мы, тебе расслабиться не удастся! - добавил я. - Мы тебя до седьмого пота будем гонять!
- Гоняйте хоть до десятого. Только мешать не надо, - Алиса показала на одну из трибун. - Сядьте здесь.
Мы сели, где она сказала. Пашка делал загадочные знаки и подмигивал, кивком головы показывая на Алису. Мол, смотри, представление начинается.
Этим он меня раздражал. Я не стану смеяться над Алисой, даже если у нее совсем ничего не получится.
- Прекрати, - тихо сказал ему я. - Мешаешь.
- Это кому же?
- Всем.
Мы стали наблюдать за Алисой. Она подошла к столбику таймера, стоявшему возле старта и что-то сделала там. Потом приготовилась бежать, приняв низкую стойку.
Таймер издал громкий хлопок, имитируя выстрел из стартового пистолета.
Алиса сорвалась с места и побежала.
Бежала она быстро и как-то очень легко, словно летела. На секунду мне показалось, что она совсем не касается ногами земли. Но присмотревшись, я понял, что ошибся: Алиса бежала, как все нормальные люди.
- Она на какую дистанцию бежит? - спросил я у Пашки.
Он пожал плечами.
- Не знаю. Наверное, три тысячи метров.
- А в одном круге сколько?
- Пятьсот метров.
- Откуда знаешь? - поинтересовался я.
- Что я здесь, не был, что ли? - удивился он.
Больше вопросов я не задавал.
На пятом кругу, пробегая мимо нас, Алиса непринужденно помахала рукой.
Как будто она стояла на верхней палубе теплохода, и приветствовала тех, кто находился на берегу.
Алиса пересекла финиш и побежала последний, шестой круг. Мы с Пашкой
спустились с трибуны и подошли к финишу, чтобы ее встретить.
Пашка показал мне часы, эластичной лентой охватывавшие его запястье.
- Во, время засек!
- Ну, и сколько она уже бегает?
- В десять минут уложится, - ответил он, посмотрев на дисплей часов.
- Во сколько?!
- В десять минут, - сказал он и усмехнулся. - Я же тебя предупреждал! Она тебе лапшу на уши вешала!
Так и не поверив, я отобрал у него часы. Пашка не обманывал. Но эта цифра никак не укладывалась у меня в голове. Я просто не знал, что и подумать.
Конечно, я помнил сцены из "Гостьи из будущего", где Алиса прыгает в длину на шесть метров или играючи перемахивает через двухметровый забор, но, зная о неточном соответствии между вымышленным и реальным будущим, как-то не предполагал, что такое может быть на самом деле...
Финишировав, Алиса подошла к таймеру.
- Ну что ж, неплохо поразмялась, - удовлетворенно сказала она, посмотрев на его показания. - Девять пятьдесят три.
- Поразмялась? - с каменным лицом спросил я.
- Ну конечно, - улыбнулась она. - А ты думал, что я рекорд ставила?
- Честно говоря, я уже не знаю, что и думать...
Я все еще находился под впечатлением от этого "разминочного" результата.
Что же будет на соревнованиях...
Наверное, в тот момент у меня было очень вытянутое от удивления лицо, потому что Алиса и Пашка рассмеялись, как по команде.
- Да ты не волнуйся так! - похлопал меня по плечу Пашка и, словно читая мои мысли, добавил: - То ли еще будет!
Я проглотил возникший в горле комок.
- А теперь что будешь делать? - спросил я у Алисы, когда вновь обрел дар речи.
- Я сегодня прыгать собиралась, - ответила она. - Прыгаю я неплохо, а вот бегун из меня никудышный.
Девять пятьдесят три - это называется никудышный? Тогда какой же бегун я, с моими четырнадцатью минутами?!
- Ну, иди... Прыгай...
Вслед за ней мы пошли к площадке для прыжков в высоту. Дорожка для разбега, большой мат, стойки, на которых крепилась планка - все, как у нас.
Только планка была автоматической, а за результатом следил компьютер, миниатюрный дисплей которого был вделан в одну из стоек.
Для начала Алиса установила планку на метр шестьдесят. Эту высоту она взяла легко.
В отличие от наших спортсменов, прыгавших спиной, Алиса прыгала без всяких вывертов, рыбкой перелетая над планкой. Это было знакомо мне по фильму.
Именно так Алиса прыгала там через забор.
Я посмотрел на подростков, тренировавшихся на соседней площадке. Они прыгали так же, как и Алиса. Я решил, что этот стиль имеет какие-то преимущества перед всеми остальными, раз он здесь так популярен.
Тем временем Алиса переставила планку. Теперь ей предстояло взять высоту в сто девяносто сантиметров. Я спокойно стоял и смотрел, как она разбегается, прыгает, и с порядочным запасом перелетает над планкой.
Теперь-то я знал, что ее спортивные способности совершенно реальны, а потому не сомневался, что Алиса сможет взять высоту и в два с небольшим метра.
Планка последовательно переезжала на отметки в двести десять, двести тридцать, двести сорок сантиметров... Они брались с такой же легкостью, как и предыдущие.
Установив планку на высоте двести шестьдесят сантиметров, Алиса взглядом оценила высоту и сказала:
- Вот теперь начинается трудный участок.
- Слабовато ты сегодня прыгаешь, - заметил Пашка.
- Я же вам говорила, что смотреть будет не на что... Я не в форме. Тренироваться надо.
- Ну-ка, дай я попробую, - важно сказал он, выйдя на дорожку.
Пашка разбежался и прыгнул. Ему не хватило всего несколько сантиметров.
Вместе с планкой он упал на мат и быстро вскочил, сконфуженно улыбаясь:
- Малость не допрыгнул!
Алиса промолчала. Она целиком сосредоточилась на высоте, которую ей надо было взять. Двести шестьдесят сантиметров она взяла со второй попытки.
Теперь ей стало заметно тяжелее прыгать. Каждый сантиметр давался Алисе с огромным трудом. Ее лицо раскраснелось, дыхание стало тяжелым и прерывистым, да и футболку впору было отжимать. Но Алиса не сдавалась, и снова и снова прыгала, пытаясь на несколько сантиметров улучшить предыдущий результат...
Совершенно обессилев, она со вздохом опустилась на лавку. Я присел рядом.
- Устала?
Алиса улыбнулась вымученной улыбкой.
- Ты еще спрашиваешь... Конечно, устала. Надо взять два восемьдесят, иначе на соревнованиях мне ничего не светит. А как их взять? - словно разговаривая с собой, продолжала она. - Я и месяц назад не могла этого сделать, а уж сейчас и подавно...
Я не знал, как ей помочь. Мы сидели и наблюдали за Пашкой, который прыгал, как попрыгунчик, пытаясь взять неподдавшуюся ему высоту.
- Остается только одно, - помолчав, сказала Алиса. - Тренироваться до тех пор, пока не получится.
Эти слова она произнесла таким голосом, что мне стало ее жалко. Ведь Алиса теперь будет каждый день приходить на стадион и тренироваться по несколько часов. А у нее и так свободного времени почти не остается. Надо что-нибудь придумать, чтобы помочь ей добиться цели в более сжатые сроки. И, кажется, я уже знал, как это сделать.
- Я, конечно, не специалист, - осторожно сказал я, - но мне кажется, что ты что-то делаешь неправильно.
- Ты так думаешь? - склонив голову, Алиса смотрела на меня.
- Да. Прыгни разок, а я внимательно понаблюдаю. Может, и замечу что-нибудь... Со стороны виднее.
- Ладно, - сказала Алиса. - Давай попробуем.
Я встал у стоек, чтобы внимательно наблюдать за тем, как Алиса будет прыгать, а она пошла на дорожку. Это был небольшой спектакль, в котором Алиса была и зрителем и участником одновременно.
Алиса старательно разбежалась и прыгнула, делая все так, как и в предыдущих попытках. Поднявшись с мата, она подошла ко мне.
- Ну как? Заметил что-нибудь?
- Да, - сказал я с самым серьезным видом. - Ты делаешь очень серьезную ошибку.
- Какую? - порывисто спросила Алиса. - Что я делаю не так?
- А вот сейчас узнаешь, - загадочно улыбнулся я. - Пашка, поставь-ка планку на три метра.
Он стоял рядом, слушая наш разговор. Ему тоже стало интересно, чем все кончится.
- Сейчас, - быстро сказал он, и побежал к стойкам.
- Но ведь я же не возьму эту высоту! - воскликнула Алиса.
Вместо ответа я посмотрел ей в глаза. Я знал, как я это сделал. В этот взгляд я вложил всю свою любовь к ней, всю глубину моих чувств.
Все это было очень неожиданно для Алисы. Она смотрела на меня с видом пойманного зверька. Где-то в глубине ее синих глаз всколыхнулось и начало подниматься ответное чувство...
- Алиса, - мягко сказал я. - Посмотри на эту планку. Ты должна взять эту высоту. Сделай это ради меня... - я понизил голос почти до шепота, - ...и ради нашей любви.
Словно загипнотизированная, Алиса пошла к дорожке. Сильно оттолкнувшись, она начала разбег... Я так за нее переживал, что видел все происходящее, словно в замедленном фильме. Ее движения стали вдруг четкими и точными, почти механическими, и только гибкость и грация ее тела говорили о том, что она все-таки человек. Последовал мощный толчок и, словно подброшенная сверхъественной силой, Алиса взвилась в воздух... Она пролетела над планкой так, что оставалось еще двадцать сантиметров запаса.
Я почувствовал, что радость переполняет все мое существо. Видеть, как любимый человек добился своего - огромное счастье.
Мы с Пашкой подбежали к Алисе. Она лежала на мате и смотрела в небо. На ее лице сияла счастливая улыбка.
- Теперь ты поняла свою ошибку, Алиса? - улыбаясь, спросил я.
- Да, - сказал она. - Я поняла. Ты придешь на соревнования?
- Обязательно.
- От нас легко не отделаешься! - весело сказал Пашка.
Мы подали ей руки и подняли с мата.
* * *
Остаток дня я ходил страшно счастливый. Мне все вспоминалось, как Алиса смотрела на меня после своего замечательного прыжка. В ее взгляде читалось столько неподдельной, искренней благодарности! И еще там была любовь.
Теперь я в этом не сомневался. Я всей кожей чувствовал приближение того дня, когда Алиса скажет наконец, что мы можем быть вместе... Отныне и всегда.
Пашка радовался за Алису не меньше меня. Он то и дело пускался в рассуждения о том, что Алиса должна непременно победить на школьных соревнованиях, и что если она займет призовое место на районных, то ее возьмут в сборную Москвы... А это сулит такие-то и такие-то выгоды и перспективы.
Он как будто не слышал слов Алисы о том, что спортом она занимается исключительно для поддержания формы, и ни в коем случае не собирается посвящать ему свою жизнь.
Нас следующий день мне стало грустно. Что же это получается? Разминаясь, Алиса пробегает три километра менее чем за десять минут, причем ее дыхание остается почти так же спокойным, как если бы она стояла на месте, легко прыгает в высоту на два с половиной метра... Даже Пашка, и тот мало чем ей уступает.
А теперь возьмем меня. Три километра я пробегаю в среднем за четырнадцать минут, держась у финиша за бок, в котором нестерпимо колет, и распространяя во все стороны клубы пара, который валит от меня на протяжении последних пяти кругов... После пробежки добрых полчаса прихожу в себя, и еще сутки мучаюсь болью во всем теле. В высоту я не помню, когда и прыгал последний раз. А если прыгну, то, в лучшем случае, одолею не больше полутора метров.
Что скрывать, с такими результатами я и в своем времени никак не попадал в число спортивно одаренных, но тогда разница еще не была так заметна. На уроках физкультуры я всегда терялся в общей массе, неторопливо бегущей к финишу. То, что я увидел здесь, просто потрясло меня. Мне вдруг стало мучительно стыдно за свои спортивные "успехи", чего со мной никогда раньше не случалось. Я ждал и боялся того, что однажды кто-нибудь спросит меня, например, за сколько я бегаю стометровку. А что отвечу я? Четырнадцать секунд. А стоящий рядом Пашка тогда скажет, что он пробегает ее за десять...
И мне останется только медленно покраснеть.
Дальше так продолжаться не может. Надо что-то делать. Тут я поймал себя на мысли о том, что никогда раньше не задумывался, почему люди двадцать первого века обладают такими физическими данными. В самом деле, почему? Девяносто лет - слишком небольшой срок для того, чтобы могли произойти заметные изменения генофонда человечества. Я имею ввиду естественные изменения. Вот искусственные - пожалуйста. Только кто смог произвести эксперимент такого масштаба? Над всем человечеством? Сама мысль об этом казалась мне невозможной. Слишком много существует препятствий и барьеров на этом пути:
политических, социальных, психологических... Но даже если их устранить, надо быть сумасшедшим, чтобы решиться на такой риск и принять на себя такую ответственность. Нет, тут дело в чем-то другом. Может быть, существует какой-нибудь укол, повышающий физические данные?
Это можно было выяснить в Центральном Информатории. Но за компьютером сидел Пашка, а сгонишь его, посыплются вопросы, которых мне хотелось бы избежать. Не мог я и позвонить Алисе или Аркаше, и спросить у них об этом.
По той же причине. Но выход из этой ситуации я нашел.
Я позвонил Алисе и договорился с ней о встрече. Через двадцать минут на набережной, недалеко от кафе, где отмечали мой день рождения. Алиса сперва подумала, что я хочу поговорить о наших с ней отношениях, но я развеял ее сомнения, сказав, что предстоящий разговор никакого отношения к этой теме не имеет. Практически не имеет.
Я стоял у парапета и смотрел на искрящуюся на солнце реку. Легкий ветерок неслышно касался водной глади, вспыхивая на ряби быстрыми бликами, и так же неслышно улетал. От реки веяло свежестью, особенно приятной в такой жаркий день, как этот. На противоположном берегу дети кормили чаек, которые порой не могли поделить кусочек хлеба, брошенный в воду, и шумно ссорились из-за этого...
Я увидел Алису, когда она шла по мосту. Алиса помахала мне рукой, заметив, что я смотрю на нее. Я помахал в ответ и улыбнулся. При виде Алисы меня переполняла радость, иногда и мне самому непонятная.
Подошла Алиса и мы медленно пошли рядом по набережной.
- Ничего, что я немного опоздала? Отец попросил заскочить к нему в Космозоо, привезти миелофон.
Я почти не удивился ее словам. Я уже немного привык, что здесь есть многое из того, что было знакомо мне по книгам.
- А он редкий, этот миелофон? Я читал, что их на Земле всего несколько штук.
- Так это когда было! Еще три года назад они были редкими, а потом на одном из астероидов нашли очень много гнезд таких кристаллов. Миелофоны сейчас есть почти везде, где они нужны.
- И он что - действительно читает мысли? - хитро посмотрев на Алису, спросил я. - Вот бы твои мысли прочитать!
Алиса улыбнулась.
- Зачем тебе это? Наверное, хочешь узнать, как я к тебе отношусь? Так я и сама могу сказать об этом.
- Нет, дай я сам угадаю, без всякого миелофона, - я положил себе руку на лоб, закрыл глаза, и сказал таинственным голосом: - Я вижу... Да, я ясно вижу, что моя спутница питает ко мне определенные чувства... Совершенно определенные чувства!
- Она тебя презирает, - таким же голосом сказала Алиса. - Презирает, как человека, готового прибегнуть к помощи приборов, чтобы проникнуть в чужие мысли!
Мы рассмеялись.
- О чем ты хотел поговорить? - спросила Алиса. Возле зарослей сирени она увидела скамейку: - Давай присядем.
Мы сели.
- Я тебя хотел расспросить об одном непонятном мне явлении в вашей жизни.
- И в Центральном Информатории ничего не нашлось на эту тему? - удивилась Алиса. Наверное, ждала, что я скажу, что там ничего не нашлось.
- Нет, я просто не искал. За компьютером сидит Пашка, а при нем мне искать не хотелось. Он может съязвить, когда поймет, что именно меня интересует. А для меня это очень щекотливый и важный вопрос... - я сделал паузу. Но Алиса молчала, внимательно слушая меня. Я продолжил: - Я хотел, чтобы ты объяснила мне, почему люди здесь обладают такими выдающимися физическими
данными? Разве это нормально, прыгать в высоту на два метра?
- Совершенно нормально, - сказала Алиса. - Для нас.
- Ну так в чем же дело? Неужели акселерация зашла так далеко?
- Да нет, - улыбнулась Алиса. - Акселерация тут не причем. Когда ребенку исполняется пять лет, его ведут в медицинский центр, где проводят сеансы стимуляции нервных окончаний в мышцах, и... ну, воздействуют на некоторые отделы головного мозга... Понимаешь?
- Понимаю. Чего же тут не понять?
- Ну так вот... Это совершенно безвредная, но очень действенная процедура. Влияет сразу на весь опорно-двигательный аппарат. На мышцы, связки, кости. Один раз в четыре года такие сеансы необходимо повторять.
- А ты когда последний раз делала эту стимуляцию?
- Три года назад. Мне тогда было двенадцать.
- Значит, за четыре года действие этих сеансов ослабевает, и поэтому их повторяют?
- Верно, - кивнула Алиса. - Наибольший эффект проявляется сразу после них.
- Как же ты тогда прыгала? - спросил я, ясно представив, как она перемахивает через пятиэтажный дом.
- Ну... Иной раз до пяти метров, - скромно сказала Алиса.
- Так шла бы на соревнования! Первое место тебе было бы гарантировано!
- Нет, нельзя. Первый год после стимуляции до соревнований не допускают. А то было бы нечестно.
- Понятно, - сказал я.
- А почему это для тебя щекотливый вопрос? - вдруг спросила Алиса.
Мне стало жарко.
- Ну, как тебе сказать, Алиса... Разве приятно сознавать, что ты хуже всех? Что ты бегаешь стометровку за четырнадцать секунд, когда все кругом бегают ее за десять, что в высоту прыгаешь в лучшем случае на полтора метра, а все прыгают на два... Я поэтому и не хотел искать информацию при Пашке. Он может что-нибудь ляпнуть, а тут и так за себя стыдно.
- Я тебя понимаю, Саша, - сказала Алиса. - Но тебе все-таки простительно.
В твое время всего этого еще не было.
- Я знаю, Алис... И все равно - стыдно. Я даже боюсь появляться на спортплощадках. В самый неподходящий момент могут всплыть мои спортивные "результаты". Вы-то - ладно, вы знаете, что я из прошлого. А другие? Другим ведь этого не расскажешь.
Алиса надолго замолчала, задумавшись. У меня на душе стало как-то противно. Кому приятно признаваться в своих слабостях? Тем более, перед тем, в чьих глазах ты стараешься выглядеть как можно лучше.
- Ладно, - сказал я наконец. - Я пойду. Спасибо за разъяснение.
- Подожди, - сказала Алиса. - Делу можно помочь.
Я мгновенно покраснел. С самого начала я не собирался просить у Алисы, чтобы она помогла мне. Мне просто нужно было понять, что к чему. А Алиса могла подумать, что этот разговор я завел специально, чтобы напроситься на ее помощь.
- Алиса... Ты не думай, я ведь не для этого! - вырвалось у меня. - Не надо ничего! Мне же просто знать...
- Ты мне это брось! - вдруг рассердилась Алиса. - Как ты мог подумать такое! Я ведь сама, от чистого сердца собираюсь тебе помочь. Я об этом уже давно думала... Только все как-то не находилось времени. Ты молодец, что напомнил, - уже спокойнее сказала она.
- Извини, Алиса, - тихо сказал я, опустив голову. - Мне просто не хочется злоупотреблять твоей помощью. Алиса то, Алиса се... Мы тебя и так задергали, когда корабль строили.
Некоторое время мы молчали. Обоим было как-то неловко.
- Во-первых, корабль мы строили все вместе, - нарушила молчание Алиса. - А во-вторых, друзья должны помогать друг другу. Как ты считаешь?
- Да... Но я, чем я помог тебе? - почти простонал я. - Что я для тебя сделал? Чем заслужил?
Какая-то тень пробежала по ее лицу. Алиса почти сразу же отвернулась. Она не отвечала так долго, что я уже не знал, что и делать...
- Тем, что пришел ко мне, - не поворачиваясь, тихо сказала она. - Тем, что любишь. И на стадионе... Разве я смогла бы? Без тебя?
Ну что тут можно было сказать? Я обнял Алису - самого дорогого и любимого человека во всей Вселенной.
- Спасибо тебе, Алиса. Я не забуду этого, - прошептал я.
- Пусти, - сказала Алиса. - И не говори больше глупостей.
Я улыбнулся. Алиса изо всех сил старалась казаться равнодушной.
- Хорошо, не буду.
- У меня доктор знакомый есть, - сказала она. - Пойдем.
- Пойдем, - согласился я.
С доктором проблем не возникло. По дороге в медицинский центр мы решали, под какой легендой меня протолкнуть. Врать не хотелось ни мне, ни Алисе. Так и решили обойтись без легенды. Алиса сказала доктору, что необходимо сделать стимуляцию вот этому человеку - мне, то есть. На вопрос о том, почему нельзя сделать это в обычном порядке, Алиса чистосердечно ответила, что лучше промолчит, чем будет врать. Доктору такой ответ очень понравился. Он даже похвалил ее, после чего принялся за дело.
Меня усадили в кресло, опутали проводами и датчиками, окружили всевозможными приборами, и начали священнодействовать. Доктор долго колдовал над приборами, иногда спрашивая меня о моих ощущениях. Кроме приятной теплоты и щекотки в мышцах я ничего не ощущал, о чем и сообщил ему. Это было нормально.
Процедура продолжалась добрых сорок минут. Наконец провода и датчики были убраны, и меня выпустили из кресла. Я встал и прошелся по кабинету. Ощущения были какими-то странными. Словно это было не мое тело. Доктор сказал, что это все, и я могу идти. Мы сердечно поблагодарили его.
- А теперь, - сказала Алиса, когда мы вышли на улицу. - Марш на стадион!
Она все еще старалась казаться сердитой.
На стадионе Алиса сказала:
- Если ты думаешь, что стимуляция - это все, что тебе нужно, ты жестоко ошибаешься. Произошедшие изменения необходимо закрепить интенсивными физическими нагрузками. А поэтому слушай программу своих тренировок: бег на пять километров, стометровка, прыжки в длину, бег на десять километров, прыжки в высоту, марафонский забег, прыжки в длину и в высоту на рекорд, - Алиса посмотрела на часы. - До вечера нам времени хватит. А завтра повторим все это для закрепления.
Назначенная Алисой программа тренировок едва не вышибла из меня дух.
- А... Не слишком ли это много? Я не помру от этого? - ошеломленно спросил я.
Алиса чуть губу себе не прокусила, пытаясь не рассмеяться. Но смеяться ей было нельзя. Такова уж была выбранная ею роль сердитого тренера.
- Об этом можешь не беспокоиться, - сказала она, когда справилась с приступом смеха. - Помнится, к концу марафонского забега Пашка чуть ли не по дорожке полз, и то не помер. А даже если это и случится, скорая помощь у нас быстро работает. Откачают, - тут Алиса увидела, что я слушаю ее с самым серъезным видом, и сказала грозно: - Ну! Ты почему еще здесь?
- Все-все, командир, я убегаю! - сказал я, примирительно подняв руки.
Я запустил таймер, дождался "выстрела", и побежал. Первые километры я старательно прислушивался к своим ощущениям. Мне хотелось понять, что же во мне изменилось. Я бежал упруго и легко, не чувствуя усталости и не сбиваясь с ритма. Размеченная дорожка быстро неслась мне навстречу. В грудь бил ветер. Когда я пробегал мимо Алисы, она подбадривала меня окриками, и я поддавал ходу.
В результате пятикилометровая дистанция закончилась быстрее, чем я успел что-нибудь понять в себе. Налицо были лишь внешние симптомы: у меня не кололо в боку, я не задыхался, и от меня не валил пар. Я себя чувствовал лучше, чем когда-либо. Правда, от показаний таймера мне едва не стало плохо: 16 минут 24 секунды. Это получается примерно пять метров в секунду!
Между прочим, если пробежать стометровку за десять секунд, получится всего вдвое больше.
Не давая мне даже остыть, Алиса заставила меня бежать стометровку. Я принял низкий старт и рванул изо всех сил, услышав хлопок таймера. Пока бежал до финиша, успел подумать, что, наверное, результат будет плохим, потому что я не отдохнул после пяти километров...
Результат превзошел все мои, даже самые смелые ожидания. Я-то рассчитывал на одиннадцать, в самом лучшем случае - на десять секунд. Оказалось: девять и сорок семь сотых!
В тот момент у меня было такое лицо, что, как ни старалась, Алиса все-таки не выдержала и рассмеялась. А я чувствовал себя совершенно счастливым.
Во-первых, потому, что у меня все получалось, причем неплохо получалось, а во-вторых, потому, что я очень люблю, когда Алиса смеется. Улыбка делала ее и без того красивое лицо еще красивее. А может быть, причиной этого были веселые искорки, сверкавшие в ее глазах в такие минуты.
Далее все происходило буквально само собой. Раз пять я прыгал в длину, всякий раз улучшая предыдущий результат, потом, не отдыхая, побежал десять километров. Отдыхать мне не давала Алиса. Я бежал и как бы в шутку думал, что, наверное, помру где-нибудь на восьмом километре. Нельзя же так издеваться над человеком! Надо и меру знать, в конце-концов.
Эти мысли были абсолютно абстрактными, и возникали из-за некоторой инерции в мышлении. У меня не было ни малейшего повода думать, что мне нужно отдыхать, и, тем более, что я могу переутомиться. Наоборот, я только убеждался, что тело стало словно железным, а организм работает как часы.
Чтобы доказать себе это, я хотел засечь свой пульс, но потом отказался от этой мысли, потому что не было часов.
Десятикилометровую дистанцию я закончил, уже ни мало не сомневаясь в том, что смогу пробежать и гораздо больше. Я поделился этими мыслями с Алисой, но она сказала, что моя радость чересчур поспешна. Главное-то еще впереди.
Следующими по плану были прыжки в высоту. Я с энтузиазмом принялся прыгать, причем немедленно выяснилось, что прыгаю я не хуже Алисы. Во всяком случае, два восемьдесят я взял. Но мы с Алисой все-таки были в разных условиях: она-то делала стимуляцию три года назад, а я только сегодня. Так что до ее уровня мне еще расти и расти.
Перед марафонским забегом Алиса сжалилась надо мной, и позволила отдохнуть несколько минут. Я хотел отказаться, потому что совсем не устал, но Алиса сказала, что я даже не представляю, как мне придется трудно. Поэтому лучше отдохнуть.
Отдохнув, я вышел на старт и побежал. Я бежал не торопясь, экономил силы.
Мне предстояло пробежать сорок два километра, поэтому следовало внимательно следить за своим тонусом, чтобы, обессилев, не рухнуть где-нибудь на половине пути.
Довольно скоро меня начал утомлять не сам бег, а монотонность смены кругов. Заканчивался один круг, начинался следующий, точно такой же. Сорок два километра - это восемьдесят четыре круга. Перед глазами мелькали полоски на дорожке, столбики ограждения, деревья, постепенно поворачивался стадион...
Я почувствовал, что еще несколько минут, и я совершенно отключусь от реальности, впаду в состояние транса. Симптомы приближения этого состояния были очень хорошо мне знакомы. Постепенно теряет подвижность взгляд, замедляется сердцебиение и дыхание, сознание с трудом и не сразу реагирует на внешние раздражители... Со мной такое иногда случалось в движущемся транспорте. Из-за этого я несколько раз пропускал свою остановку.
Чтобы это не произошло со мной сейчас, я старался разнообразить процесс.
Вертел головой, смотрел по сторонам, слушал возгласы спортсменов... Даже обратил внимание на то, что, наверное, скоро пойдет дождь. Скорее всего, ливень.
Воздух постепенно насыщался влагой, становясь душным, вязко-тягучим.
Крепчал ветер, темнело небо, пару раз прогремел далекий гром... Облака потеряли резкие очертания, приобрели насыщенный сине-фиолетовый цвет, и стали какими-то расплывчато-клочкастыми. В воздухе запахло электричеством.
Когда я в очередной раз пробегал мимо Алисы, она закричала мне со смехом:
- Я тебе забыла сказать о прогнозе на сегодня! В Москве грозовые ливни и штормовой ветер.
- А кто такую погоду заказывал? - крикнул я в ответ.
- Не знаю! Наверное, сельхозуправление. Парки поливать.
- Ну ничего! Побегаю и под дождем, - закричал я. - Нам не впервой!
Выдыхаться я начал на двадцать шестом километре. Вернулись старые и так хорошо знакомые ощущения: и колотье в боку, и биение сердца, готового выскочить из груди, и пар незамедил повалить... Как я бежал следующие пять километров, я не смог вспомнить. Видимо, ушел в себя. Отключился. Помню только, что было невыносимо душно.
Одежда очень быстро пропиталась потом так, что стала липкой и тяжелой.
Скатываясь со лба, крупные капли пота затекали в глаза. Глаза от этого щипало, и я бежал, едва видя дорожку перед собой. Я не знаю, как все это выглядело со стороны. Наверное, бежал - слишком сильно сказано. Лучше сказать: еле полз, едва плелся.
В следующий раз я пришел в себя на тридцать первом километре. Как раз когда пробегал мимо Алисы. Она участливо смотрела на меня. У меня на сердце потеплело от ее взгляда. Приятно, когда на тебя так смотрят.
- Устал? - крикнула Алиса.
- Немного, - прохрипел я в ответ. Куда-то пропал голос.
- Давай, Сашка! Всего одиннадцать километров осталось. Ты должен это сделать...
Она кричала и что-то еще, но я уже не слышал. Упрямой тенью я бежал и бежал вперед, то отключаясь, то снова возвращаясь к суровой действительности. Забытье было блаженством. По крайней мере, не надо каждую секунду бояться упасть на дорожку, лицом вниз... А когда очнешься, в затуманенном сознании промелькнут мысли: ну вот, еще два круга пробежал...
И - до следующего раза.
Когда до финиша осталось всего пять километров, природа перестала быть благосклонна ко мне. Сам того не желая, я оставался в сознании. Каждая клеточка тела просила, молила об отдыхе... Меня шатало из стороны в сторону, словно я был пьян. Но я бежал, жадно ловя ртом воздух, которого мне не хватало уже давно. Пробегая мимо Алисы, я находил в себе силы оторвать взгляд от собственной обуви и взглянуть на нее. Ветер трепал на ней платье, и то и дело бросал в глаза прядь волос. Алиса не уходила. Она даже не зашла под навес трибуны. Она жалела, что мы затеяли все это, и всякий раз делала неуверенное движение, собираясь прекратить забег. Но я слабым жестом останавливал ее и бежал дальше, с трудом переставляя ноги...
Все чаще и чаще раздавались раскаты грома и небо полосовали молнии. Ветер свистел во всю силу легких... Мелькнула мысль, что, наверное, центральная диспетчерская посадила все флаеры в Москве. Летать в такую погоду опасно.
Можно упасть кому-нибудь на голову... Да... На голову... Упасть...
Очнулся я в объятиях Алисы. И почти сразу же хлынул ливень. Согнутые фигуры особенно упорных спортсменов, не уходивших до последнего момента, понеслись прочь со стадиона. Остались только мы двое, в одно мгновение промокшие до нитки.
Алиса смотрела на меня, и непонятно было, смеется она или плачет.
Перекрывая шум стихии, она кричала:
- Молодец, Сашка! Ты все-таки сделал это! Ты выдержал...
А я стоял, и никак не мог поверить, что все уже позади, что я пробежал эти треклятые сорок два километра... И бушующая непогода, и смертельная усталость - все стало незначительным и мелким. Важны были только две вещи:
то, что я пробежал марафон, и то, что рядом была Алиса.
Свистел ветер, на землю низвергались тонны воды, а мы смеялись, радуясь дождю словно путники, внезапно застигнутые им в пустыне...
ВЕРНИСАЖ 
